— Это уже давно не просто секс. Думаю, именно поэтому я и хотела остановиться. Сейчас столько всего происходит. У нас обоих, — добавляю я.
Он приподнимает подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза, и прижимается им к моему животу.
— Мы же в любом случае попробуем? Я имею в виду… — он нервно сглатывает. — Я тебя очень хочу, и не совсем так, как раньше.
Я кусаю губу, было огромное желание поведать ему все свои переживания за прошедшие пару недель: беспокойство по поводу мамы, использование его для отвлечения, и как я потом стала зависимой от него, и что я захотела его так сильно, что боялась, ни один из нас и представить себе этого не может. И вот теперь он говорит, что тоже меня хочет. Я закрываю глаза и думаю о его телешоу, о пункте контракта, чтобы он не состоял в отношениях, и о слабо завуалированной цели найти ему любовь на экране. Пойти самым простым путем — подписаться на шоу — значит сделать наши отношения невозможными. А даже если он откажется от него и вернется домой налаживать бизнес, мы будем редко видеться, ведь он будет работать вдвое больше, нежели раньше.
— Я так сильно этого хочу, что не могу дышать, — говорил он, сжимая руки вокруг моих бедер, а я смотрю на него сверху вниз. — Я пытался сосредоточиться на возвращении домой, но могу думать только об этом.
— Я тоже этого хочу, — говорю я ему. — Просто я не знаю, как мы это сделаем.
Он поднимается, целует мое горло и, умышленно понимая меня не так, предлагает:
— Мы можем пропустить вечеринку, и я покажу тебе, как.
Я начала было отвечать:
— Абсолютно… — но останавливаюсь. В голове что-то щелкает. У него нет другой возможности спасти свой бизнес, кроме как участвовать в шоу, и это решение всегда было у нас под носом.
Держась за руки, мы идем на вечеринку. Между нами что-то изменилось, и это было так болезненно-нежно, что я хочу прижаться к нему всякий раз, когда он смотрит на меня, говорит мне что-то или когда, обняв за поясницу, впивается пальцами в мое бедро, будто все это создано специально для него.
Папа пришел сегодня один, без мамы, он увидел нас, когда мы зашли на кухню, извинился перед небольшой группой людей, с кем разговаривал, и подошел, чтобы поприветствовать нас.
— Вы, должно быть, Финн, — протягивая руку, говорит он. — Я Александр Вега, отец Харлоу.
Только двоих своих парней я знакомила с папой, и все время они заикались и нервничали. Да это и понятно. Папа как-никак получил две награды киноакадемии и был весьма известной персоной в кинематографе. А еще он высокий, мускулистый и при желании мог выглядеть грозно.
Но прямо сейчас я вижу, что он не хочет. Хотя это и не имеет значения, потому что Финн, в отличие от остальных, поприветствовал его твердым рукопожатием и уверенной «спасибо-что-меня-пригласили» улыбкой.
Положив руку Финну на плечо, папа ведет его в комнату знакомить с остальными гостями. Папа кивает, показывая, чтобы я присоединялась к ним, но мне больше хочется понаблюдать за этими двумя на расстоянии, как они приветствуют папиных коллег; я никогда не видела, чтобы он так душевно принимал парня, с которым я недавно целовалась.
Именно этой мужской связи мне сегодня и не хватало.
Я направляюсь на кухню взять напитки и поздороваться с дочерьми Сальваторе. Они на шесть и восемь лет старше меня, но по-прежнему живут с родителями; Валентина и Екатерина Марин — это две самые избалованные девчонки в киноиндустрии, но мне нужно быть с ними приветливой, ведь у папы с Сэлом совместные проекты.
Каждую целую в щеку и чувствую, что у Валентины духи Chanel, а у Екатерины что-то новенькое, похожее на Prada Infusion d’Iris. Два года назад они сильно поругались и не разговаривали почти три месяца из-за того, что не могли решить, у кого Chanel № 5 будет фирменным ароматом.
Финн привык думать, что я такая же.
— Твой парень — это что-то, — говорит Валентина, показывая на Финна.
Я наливаю себе стакан минералки.
— Это точно.
— Такой грубый, — мурлычет она.
— Обожаю рабочий класс, — добавляет Екатерина.
Начинается. Я окидываю взглядом комнату в поисках Финна, прекрасно понимая, что они сделали выводы, глядя на его одежду. Он определенно выделяется из толпы. Он мускулистый, именно такая фигура была в моде в Голливуде, с короткими волосами, он стоит, поставив ноги на ширине плеч, словно пытается устоять от напора волны.
— У него свой рыболовный бизнес, — говорю я им.
— О-о, — воркует Екатерина. — Интересная ниша.
Я нацепляю улыбку, которая тут же становится настоящей, когда в комнату входит их отец и наклоняется ко мне, чтобы я поцеловала его в щеку. Его дочери невыносимы, но Сальваторе для меня с Беллами как второй отец.
— Как моя дорогая девочка? — спрашивает он.
— Просто чудесно. Еще раз поздравляю с началом нового дела, Неженка. Ты, наверное, в восторге?
— Да. Нужно затащить твоего отца в «Бескрайний Горизонт».
— Кажется, он уже в деле, — отвечаю я ему.
— Значит, остается, чтобы ты начала на меня работать, и все сложится идеально.
Глубоко вдохнув, я говорю:
— Вообще-то, Сэл, именно об этом я и хотела с тобой поговорить…
Финн прижал меня к стене возле моей квартиры, рыча, что я долго вожусь с ключами. По дороге домой мы раза четыре чуть не съехали с дороги, потому что его руки были под моим платьем, его рот на моей шее, и он постоянно клал мою руку себе на бедро, в то время как сам вытащил свой член, шепча, чтобы я его потрогала:
— Харлоу, теперь ты меня попачкала, ты же вылижешь его, да, когда мы приедем домой?