Грязная буйная штучка - Страница 26

— Ты меня с ума сводишь, вот так танцуя, — он наклоняется, прикасаясь губами к уху. — Господи, ты прекрасно выглядишь.

Я дотягиваюсь до его уха губами, и мой голос немного срывается:

— Поехали ко мне.

* * *

Как хорошо, что Финн трезвый и может вести мою машину. Я показываю, куда ехать, и мы молча смотрим на дорогу. Я рада, что мы не разговариваем. Это бы отвлекало меня от ощущений, что дарит его рука на моей ноге — основание его ладони лежит на бедре, а пальцы гуляют по самой нежной и чувствительной внутренней стороне. Такое чувство, словно он бросил свой якорь, и я замерла.

— Ты в порядке, Имбирная Печенька?

Мне нравится, когда он так меня называет, словно только у него есть на это право.

Я киваю.

— Все хорошо, только…

— Переживаешь кризис четверти жизни? — он улыбается, но не насмешливо. Видимо, я выгляжу такой же отчаянно желающей отвлечься, как и чувствую себя.

— Ага.

— Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало… — он убирает от меня руку, чтобы провести ею по своему лицу, оставляя на коже моего бедра призрачный след от каждого пальца. Но когда рука возвращается на место, я снова могу дышать. — Я не хочу, чтобы это звучало снисходительно. Помню, как и сам бесился, когда мне было чуть за двадцать, и хотел, чтобы все было понятней.

Я киваю, боясь заговорить, ведь тогда мой голос выдаст все мои эмоции.

— Как раз в это время папа и Колт уговорили меня принять участие в велопробеге.

— Ты рад, что послушал их?

Он молча кивает, и я указываю на поворот направо, вдоль по Eads Avenue. Мы находим место перед моим домом, и он заглушает двигатель.

— Ага, — глядя на меня, говорит он и протягивает мне ключи. — Я рад. Но жизнь всегда сложная штука. С возрастом просто смотришь на все по-другому.

Он идет за мной до лифта по коридору, приподнимая брови, но ничего не говоря. Держит руки глубоко в карманах джинсов, бейсболка низко натянута на глаза.

— Ты сильно пьяная?

Я пожимаю плечами.

— Достаточно.

Я вижу, что ему не нравится мой ответ, но он по-прежнему молчит, заходит со мной в лифт и наблюдает, когда я нажимаю кнопку четвертого этажа.

— То, что мы идем ко мне — это ничего не значит, — говорю я. — Мы могли бы поехать к Оливеру, сюда просто ближе.

Он игнорирует мои слова.

— Ты же живешь одна, да?

— Да.

— Тебе понравилось, чем мы с тобой тогда занимались?

— Когда именно? — я прислоняюсь к стене лифта и могу поклясться, что чувствую тепло его тела даже на расстоянии. — С веревкой или без?

Облизывая губы, он улыбается.

— Оба раза. Но я спрашиваю про веревку.

— А почему спрашиваешь?

Двери лифта открываются, и он пропускает меня первой. Стоя сзади, он начинает объяснять.

— Давно не делал этого с девушками, — я хотела было ответить, меня просто распирало от любопытства и от желания, чтобы он пояснил, но он продолжает: — А ты после этого так быстро убежала… что мне сложно было понять.

— Боже мой, Финн, — я останавливаюсь около двери и поворачиваюсь к нему. — У нас просто интрижка, верно? Тут нечего понимать.

Я хотела произнести это весело и легкомысленно, но вместо этого мой пьяный голос звучит медленно и невнятно. Он хмурится, забирает у меня ключи и открывает дверь ко мне в квартиру.

Войдя внутрь, Финн кладет ключи на столик у двери и оглядывается. У меня двухкомнатная комнатная квартира с большим балконом и видом на городские кварталы и океан.

— Ого, — тихо говорит он. — Неплохая инвестиция.

Я смеюсь и подталкиваю его сзади в плечо, чтобы он проходил в гостиную.

— Можно, я кое-что у тебя спрошу, и прости, если буду выглядеть полным мудаком, — предупреждает он, оглядываясь через плечо.

— Только один вопрос.

С легкой ухмылкой он спрашивает:

— Скажи, каково это — расти и не задумываться о деньгах?

Я улыбаюсь Финну и позволяю ему самому осмыслить только что сказанное. Потому что… он серьезно?

— А почему ты думаешь, у нас всегда было много денег?

Пробежавшись взглядом по квартире, он выразительно смотрит на меня.

— Когда мама только начинала работать на телевидении, я помню, как родители едва сводили концы с концами, — говорю я ему. — Она много работала, а папа снимал малобюджетные фильмы практически на заднем дворе у своих друзей. Нам стало полегче, когда я перешла в старшие классы, — глядя на него, я пожимаю плечами. — Когда папа получил свой первый Оскар, стало лучше, но разбогатели мы, только когда я уже училась в колледже.

Он кивает, и повисает немая пауза, но затем он нарушает молчание:

— Я хочу воспользоваться твоим туалетом, — он выглядывает в коридор, потом осматривает меня с головы до пят. — А ты, пожалуйста, выпей большой стакан воды, съешь кусочек тоста и выпей пару таблеток ибупрофена или еще чего-нибудь. Я не собираюсь трахать тебя, пока ты не придешь в себя.

Не дождавшись моей реакции на свой властный тон, он разворачивается, идет по коридору, заглядывает в ванную и с тихим щелчком закрывает дверь. Это хорошая мысль, и не потому что Финн мне так сказал, я и сама хочу немного успокоиться, поэтому иду на кухню в поисках воды, еды и ибупрофена.

Я слышу, как открывается дверь ванной, и он кричит:

— А где ты хранишь спортивные принадлежности или всякую хрень для серфинга?

— Мои что? — с набитым ртом спрашиваю я.

— Я не про доску спрашиваю, — я слышу, как он шарит по шкафам в прихожей и бормочет: — А, все, нашел.

Я залпом допиваю воду и смотрю, как он идет по коридору. Мое сердце замирает. Он стоит в дверном проеме, и я чувствую себя странно, немного напуганной. И особенно странно, что мне это нравится. Мне нравится мысль, что он такой — немного пугающий, не поддающийся влиянию. Нравится, что он может ворваться в мою жизнь, вытесняя из нее все остальное.